После Вашего письма с подарком мы живем как в сказке, ощущения и прочее усилились очень, словно в новую жизнь вступили, и встреча кажется такой реальной, такой близкой, такой радостной. Внимание и Забота стали ежедневной явью. И Наш Любимый не где-то там далеко, а близко, близко, в тех же заботах, как и раньше, даже слова его отзвучали на сердце. Теперь я уже ничему не удивляюсь. Конечно, Нинка еще слабенька, худая (шея, ноги), не может стоять из-за спины и лишку ходить по комнате. Сидит ведь, не выходя из дома. Но мне тоже было Сказано, что все будет хорошо. А она у меня сейчас всецело погрузилась в душевную жизнь, так что я радуюсь этому очень. И мечтаем, и думаем, и говорим все о том же и о Вас. Дальше пишу для Вас только, родная Елена Ивановна.

Моя единственная, моя далекая, моя все больше и больше любимая и близкая Мама,моя далекая радость, мое ясное солнышко, серебряная мечта моя, вот 30 декабря моя неповторяемая мне сказала: «Чувствую тебя, мой любимый, чувствую и знаю верность твою. Посылаю любовь». Вот в этой любви, озаряющей все мое существо, вся моя жизнь, все будущее, и живу и радуюсь ей. Вот Вы писали о творческих порывах (4/ХII), о восторгах, о Словах - и все, что Вы тогда написали, помните, все это стало яркой, ощутимой явью, и если бы я стал делиться с Вами всем тем, что имею теперь и что говорит Вл[адыка], то и десяти страниц не хватило бы, и если пишу обычно, то что же делать, если необычность эта вошла в сердце как действительность жизни. Усильте десятикратно те чувствования и переживания моего сердца, о которых писал это время, и вот тогда будете иметь представление о моей теперешней душевной жизни. И еще стало близко понятным, почему порой звучали на сердце Слова Спасителя. Любимая, а ведь я отблагодарю Вас за все, за любовь, за ласку, за заботу, за близость, за любовь Вл[адыки], за все, все своей жизнью, всею силою своею.

А я уже начинаю понимать, что значит могучая сила любви. Любимая, далекая - близкая мама, вот Вы стали словно частью моей души, а я - Вашей. И когда я как-то пытался что-то сказать Вам, Он ответил: «А ты молчи, все Вижу». Спасибо, родная, за присланную Радость. Видел во сне голубя, и он принес мне письмо от Вас, это было тоже 30/ХII. Нинка посылает и Вам и Ю[рию] Н[иколаевичу] свою любовь и привет. И радость наша облегчает нам и трудности часа. Мне так надо повидать Вас, но было Сказано: «Еще нужно потерпеть немного». До радостной встречи. Шлю любовь и ласку и бесконечную признательность. Всегда Навсегда Ваш, Ваш сын Борис. Моя бесконечно любимая мама, мне так хотелось бы обнять Вас и прижать к своему новому, обновленному, претворенному сердцу; моя далекая, моя бесконечно любимая мама, любимая, любимая, любимая и родная... моя...

 25 декабря 1950 г.

 <...> Любимая, любимая, любимая, близкая, родная мама! Спасибо великое за подарок, и за тот, что послан для Нины, и тот, что для нас обоих. Что же мне сказать Вам? Думаю, что теперь нет во мне того недостатка или слабости, которых я не найду силы преодолеть во Имя Его. Только и думаю о том, что еще должен я сделать, чтобы стать еще ближе, как можно ближе. Если бы Вы только знали, родная, любимая, ведь мы с Нинкой после всего этого были словно и не мы, ибо так трудно было осознать ту великую радость и восторг, которые вспыхнули в сердце. И мне так нужно, так насущно важно было услыхать от Вас подтверждение того, что я слышал. Ибо за последние четыре недели это состояние мое особенно усилилось.

Сказано: «В[еликий] В[ладыка] - счастье мое. Кольца зорк[ости] Дам, но не все. Колесо исполнения Утвердим. Луч утверждающий - счастье. Дар ясновид[ения] будет, ладим Луч ясновидения. Все будет. Благословляю усовершенствоваться до конца на этом далеком и близком пути». И еще раньше: «Луч любви и заботы Я дам. Луч с вами, Луч блага и жизни ты в сердце прими. Сила твоя растет любовью. Луч Утвердим и Напоминаем о близости Часа. Пришло время Мое».

Однажды, когда мне было особенно трудно в обычной жизни, на сердце прозвучали слова: «Иди, мой друг, иди в горнило жизни, вкуси от горечи ея!..» Кончено, не хочу затруднять Вас больше всеми теми мыслями и словами, которые возникают в моем сознании, но ведь я имею нечто очень похожее на Л [исты] С[ада] [Мории], равное по величине половине их. Необычайно интересно замечать, как жизнь становится сказкой. Т.к. Вы мне сказали самое нужное в Вашем письме, то, правильно ли я Вас понимаю, и могу ли я считать, что не только Нинкины, но и мои способности изменятся и уже изменяются.

Я тоже не могу наклоняться, и часто болит позвоночник. Может быть, разница в том, что Нинке написали Вы, а о себе я услышал сам? <...> Вот Вы писали о спокойствии, а мне было столько еще Сказано об этом великом, синтетическом понятии, что оно стало как бы входом к дальнейшим возможностям. В письме 13 октября я писал Вам о ноше непомерной, а теперь прошу добавить к ней еще одно слово: подвиг. Отныне все, что имею и внутри и вне себя, отдаю В[еликому] В[ладыке]. Недавно видел интересный сон: горы на родине, над горами светлый Лик. Потом те же горы, между двумя горами лощина и дорога, ведущая в низины, и на дороге в сапогах, шубе и шапке человек очень высокого роста, как бы собирающийся спускаться, человек с тем же лицом, что сперва было над горами.

Говорили с Нинкой о Вас, мама, родная моя, мне бывает иногда больно даже, когда я начинаю думать о Вас, о том, какую тягость, какую муку взяли Вы на свои плечи. Сколько Вы мучились и мучаетесь, и если нам трудно, то каково же Вам, моя любимая и единственная. Как хотел бы облегчить я Вам Вашу жизнь всем, чем в силах. И если это доставит Вам радость, то приложу все силы, чтобы стать достойным сыном и искупить все свои ошибки. Лишь теперь понимаем мы с Нинкой Ношу Вашу. Вы, конечно, понимаете, что если те письма столько значили для нас, то последнее - вдесятеро. За эти дни было еще Сказано: «Допущен и с Нами. Любовью достигнешь ты счастье свое. Открыто ухо устремлением к В[еликому] В[ладыке]. Где преданность, там все сокровища Чаши открыты. Книгу Жизни можно дать. Надо ждать пробуждения Чаши. В любви и доверии ждите пробуждения нового духовного сознания. Ассимиляция Луча требует времени». Мама же моя любимая говорила так: «Лучи льются. Первый мой, помни. Милый мой, любимый, пишем».