Для души, способной на великую любовь, придет момент просветления, момент Божественной интуиции, когда завеса между духом и материей приподнимется - и любящая душа может заглянуть на мгновенье, увидать ту трагедию, которая скрывается за восторгами переживаемой любви, и тогда она начинает смутно чувствовать леденящий холод, веющий от этой трагедии.

И так должно быть всегда, ибо каждая великая любовь несет в себе семя великой трагедии. Такая любовь очень редко бывает понята или верно оценена; она еще реже встречает ответное равноценное чувство.

В этот момент просветления душа постигает, что, вне всякого сомнения, тень искупающего жертвоприношения ожидает ее так же, как она ожидает каждую свыше вдохновенную душу с тех пор, как возник человек. Но завеса спускается быстро, мгновенное возмущение против незаслуженного страдания затихает. Любовь изливает свои светлые лучи на все обыденные вещи, ослепляет ум и магически оделяет любимого всеми Божественными свойствами. Увенчав себя таким образом жертвенным венцом, душа идет вперед к своей Гефсимании и Голгофе, чтобы уплатить цену, требуемую Божественным Законом за дарование смертному того, что принадлежит одному лишь Богу.