Наталия Дмитриевна, расскажите о Борисе Николаевиче Абрамове.

Мы сами о нём мало знаем. Это был человек, который о себе вообще избегал говорить, он этого совсем не любил. Он говорил об Учении. А о Борисе Николаевиче — самые отрывочные сведения. Морской офицер. Когда была революция, он ушёл в Харбин; тогда очень многие туда ушли из Азиатской России. Там он обосновался. Он химик, у меня даже фотография есть, где он работает в химической лаборатории. Великолепный художник; к сожалению, он этому не уделял внимания, это было между прочим. У меня остались его рисунки. Так же между прочим он писал стихи, он на этом не сосредотачивался, но все его стихи прекрасны с точки зрения формы, а про содержание и говорить нечего. Также написал несколько рассказов, которые у нас были напечатаны в журнале. Но всё это делалось как бы между делом. Главное дело его жизни — это получение Записей, которыми мы сейчас питаемся, — «Грани Агни Йоги».

Я говорю то, что я лично знаю и что он говорил нам. Но нам он говорил ведь далеко не всё. Мы были его ученицами, и он вовсе не собирался нас посвящать в свою биографию, он о себе вообще не любил говорить. В первом томе [«Граней Агни Йоги»] есть его краткая биография. По-моему, это даже не так важно. Ведь важно — он и его связь с Иерархией. А был ли он морским офицером, химиком или физиком — разве эта сторона нам так уж необходима? Меня это лично не волновало нисколько. Я только знаю, что всю свою жизнь он посвятил именно духовной работе, устремлению. И всегда, с самого начала, был тесно связан с Иерархией Света, и всё, что он писал, всё это Оттуда, но только в более доступной для нас форме.

Вы рассказывали, что Борис Николаевич был очень гармоничным человеком.

Такого гармоничного человека я никогда не видела. Во-первых, внешне он был абсолютно гармоничный: и рост, и фигура, и походка, и всё было в нём так красиво; и манера держаться: очень спокойный, ни одного лишнего жеста, ни одного лишнего движения, и в то же время полон энергии. Всё делал очень умело, — я видела, как он колол дрова, топил печь, носил воду, делал всякую домашнюю работу, — всё это было красиво и как-то особенно; конечно, это была ненарочитая красота. Руки у него были удивительно красивые, мужские, достаточно большие, но очень красивые руки; очень мало жестов, жесты были скупые, но выразительные. Если он и делал какие-то жесты, то это было очень выразительно и очень кстати. Но чтобы махать руками — этого никогда не было. Он понимал, что это растрата энергии, да и вообще по своему характеру он был очень сдержан

..........

С какого года Борис Николаевич начал заниматься Учением?

В Харбин приезжал во время своей экспедиции Николай Константинович Рерих, и там Борис Николаевич с ним познакомился и получил от него Учение. Рерих признал его своим учеником и написал об этом Елене Ивановне. Елена Ивановна сама написала Борису Николаевичу и о его назначении, о том, что он признанный ученик и что в прошлом они тоже были связаны. Этого письма я не видела, но оно решило судьбу Бориса Николаевича. И тогда он приобрёл все книги и стал изучать Живую Этику. Потом у него было несколько учеников, но очень мало, он очень строгий отбор делал, предъявлял к ученикам определённые требования, поэтому у него было всего несколько человек.

Как Вы стали заниматься с Б.Н.Абрамовым?

Когда я пришла к Борису Николаевичу, я уже с Учением была знакома, и он включил меня в очень узкий круг своих учеников, с которыми мы регулярно, раз в неделю, встречались у него и занимались. Мы читали книги и задавали ему вопросы по Учению. С некоторыми из нас, не со всеми, Борис Николаевич изучал «Тайную Доктрину» Блаватской. Он уже знал к тому времени очень много, потому что встречался с Николаем Константиновичем во время его пребывания в Харбине и от него много узнал, и частично делился с нами. Благодаря этому я получила определённое направление, определённые знания.

Наталия Дмитриевна, обсуждал ли с Вами Б.Н.Абрамов свои Записи, когда Вы жили в Харбине?

Мы регулярно собирались и занимались раз в неделю, Борис Николаевич каждое занятие начинал с прочитывания какой-нибудь своей Записи. Эти Записи Борис Николаевич получал из Высшего Источника. Мы всегда очень ждали, чтобы услышать его очередную Запись, а после этого уже начинались занятия. Каждый из нас приносил то, что за неделю наработал. Мы брали темы, делали выборки; что-то читали, и у нас, естественно, возникали вопросы. Он всегда ждал вопросов. Зачитывали то, что нам особенно звучало, комментировали это. Но самое главное было — это, конечно, прослушивание его Записей.

В каком году Вы закончили это прослушивание?

Мы закончили, когда репатриировались, то есть в 1959 году. И он и я одновременно уехали на родину. Хрущёв дал возможность репатриации, он открыл двери русским, живущим за рубежом. Мы этим воспользовались, потому что Рерихами было сказано Борису Николаевичу: «Ехать, ехать и ехать. Вы там нужны». Естественно, что мы и поехали. Но некоторые поехали в обратном направлении — в Австралию, например. Русские живут там материально очень хорошо по сравнению с нами: у них свои коттеджи, машины, там очень высоко оплачивается труд. Это благополучнейшая страна, не знавшая никаких войн, никаких революций, потрясений, но там совершенно мёртвая зона в смысле духовности. И жизнь там — это напрасно прожитая жизнь, я так считаю. Мы могли тоже туда уехать, и мы знали, какие трудности нас в России ждут. Сколько времени без квартиры маялись, было трудно, и климат уж больно суровый. И всё равно были счастливы.

Будучи в Харбине и занимаясь, мы всё время делали это с прицелом, что поедем на Родину. И всё, что мы писали, — это всё пригодится, говорил Борис Николаевич. Тогда и я стихи писала; и все его сочинения, Записи, рассказы и стихи, которые мы теперь публикуем, — всё это делалось для Родины. Мы верили, что если тогда было нельзя, то потом будет можно. Так оно и получилось.

Что Борис Николаевич говорил о будущих задачах России?

Он говорил то, что сказано в Учении Живой Этики. А в Учении говорится так много о будущей России: о её расцвете, о том, какая она будет, что это будет оплот мира во всём мире. Он ждал, верил, надеялся, что до этого доживёт. Но, к сожалению, он ушёл раньше времени.

Если бы он не «болел» Россией, он не поехал бы сюда, что было в его возрасте совсем не так просто. И он не был уверен, провезёт ли свои Записи. Он их провёз. Это было чудо. Потому что на границе отбирали все несоветские издания. Всё было очень жёстко. А мы всё провезли — и книги, и Записи. Это была явная Помощь. Это было так называемое обыкновенное чудо, которому я удивляюсь до сих пор, потому что другие не провезли.

То есть на границе смотрели, видели и тем не менее оставили?

И тем не менее не видели. Это было на границе, станция называлась Отпор. Они просмотрели наши сундуки: имеется ли там антисоветская литература, имеется ли оружие или ещё что-нибудь, — всё осмотрели, но ничего не увидели. И это было необыкновенно. Я так молилась, за Записи больше всего. А если бы я без книг осталась, например? Я читала без перерыва всё время, каждый день, делала много выборок на разные темы, стихи писала и со стихами ехала в Новосибирск. Часть «Капель» уже была написана. Так что такие бывают вещи: смотрят и не видят. Помните, есть такая легенда о том, как ехала группа людей и им было Сказано: «Стойте неподвижно». Подъехали разбойники и говорят: «Там какие-то люди? Да нет, это деревья или камни». И проехали мимо. У нас было то же самое — они увидели всё, что мы везли с собой: бельё, одежду, обувь, подушки, одеяла. Это было великое чудо, за которое я до сих пор не перестаю благодарить. Настолько это важно было! Особенно Записи и все письма, которые Елена Ивановна писала Борису Николаевичу, — всё было привезено.

Борис Николаевич не мог получить квартиру в Новосибирске и поехал в маленький городок Венёв. (Это Тульская область, четыре часа езды от Москвы.) Там дали ему в конце концов очень маленькую квартиру без удобств. Жилось ему очень трудно. Я ездила к нему каждое лето во время отпуска. Останавливалась в гостинице и каждый день приходила заниматься с ним. За год у меня накапливалось много вопросов по Учению, с Борисом Николаевичем все эти вопросы разрешались. Сейчас у меня накопилось много записей бесед с ним.

Были ли у Б.Н.Абрамова новые ученики в Тульской области?

Прямых учеников не было. К нему приезжали москвичи, которые много лет занимались сначала теософией, потом Живой Этикой. Они с ним познакомились и ездили к нему на беседы, но это не были ученики.

Н.К.Рерих, насколько известно, дал кольца ученичества двум ученикам.

Да, совершенно верно. Я точно знаю кому — Абрамову и Хейдоку. У Хейдока на руке было это кольцо. У Абрамова я тоже видела кольцо, хотя он его на руке не носил.

Почему Записи Б.Н.Абрамова называются «Грани Агни Йоги»? Это продолжение, или дополнение, или объяснение Учения Живой Этики?

Грани — это стороны одного и того же предмета. Мы можем взять любой огранённый предмет, скажем, вазу с многими гранями или плоскостями — она едина, но имеет много сторон — она многосторонняя. Грани — это части целого, и они помогают это целое понять, они его дополняют. Чтобы охватить предмет, или какую-то мысль, или книгу со всех возможных сторон, нужно рассматривать грани все вместе, потому что если их не принимать все, а только какую-то одну сторону, то это получится односторонне и плоско. Агни Йога имеет так много аспектов, так много граней, что нужно отметить это и подходить к этому как можно шире. Книги эти [«Грани Агни Йоги»] чрезвычайно полезны, потому что они не суживают великое понятие Агни Йоги до какого-то одного пункта или мысли, но, наоборот, очень расширяют подход к ней.

«Грани Агни Йоги» читаются легче, чем Живая Этика.

Потому что тот, кто писал «Грани», — ближе к нам по цепи Иерархии. Ведь цепь идёт от самого Высшего, потом — Елена Ивановна, Николай Константинович, потом ученики. Абрамов был принятым учеником Николая Рериха, о чём имелись письменные подтверждения. Эти письма нам показывались. Поэтому «Грани» доступнее, поскольку Борис Николаевич ближе к нам по духовной ступени. Его духовная ступень по сравнению с нашей очень велика, но по сравнению со ступенью Елены Ивановны и Николая Константиновича он, конечно, к нам ближе, поэтому нам «Грани» и понятнее. Никакого расхождения между тем, что давали Рерихи, и тем, что даёт Абрамов, нет, но он даёт это в более доступной форме. Точно так же законы математики всегда остаются неизменными, но в первом классе математика преподаётся не так, как в седьмом классе, и не так, как в одиннадцатом, хотя это всё та же самая математика. Так же и тут.

Не происходит ли отход от первоисточника, данного через Елену Ивановну и Николая Константиновича Рерихов?

От первоисточника никакого отхода не происходит, потому что свои Записи, образцы их, в своё время Абрамов посылал Николаю Константиновичу и Елене Ивановне, и она полностью подтвердила их Высокий Источник. И эти письма имеются. Так что никакого отхода ни в малейшей степени нет.

В Учении Живой Этики сказано: «Все имейте Учителя на земле». Что для Вас значило быть ученицей Б.Н.Абрамова? Что Вы вкладываете в понятие земного Учителя?

То, что говорится об этом в Учении; что земной Учитель — это связь с Высшим, связь с Великим Учителем, и это Контакт. В Учении сказано: «Все имейте Учителя на земле». Но это не так просто. Для меня это имело огромное значение, потому что Борис Николаевич Абрамов всегда давал те советы, которые действительно были мне нужны; указывал мне на мои ошибки, недостатки, критиковал — я была всегда ему очень благодарна за это; или, наоборот, за что-то хвалил — это тоже имело для меня огромное значение. Словом, я полностью доверяла ему, как Посреднику между мной и Великим Учителем.

1990-е гг   http://sibro.ru/teacher/books/841/27039